Испанская невеста [Легенда о Габриель] - Луи Бриньон

— Отец всё рассказал, — нерешительно начала Мария, но Габриэль её перебила усталым голосом.

— Прошу Мария…я очень хочу спать.

Мария подошла и, ласково поцеловав сестру в лоб, с глубокой нежностью прошептала:

— Меня ты не обманешь… — она села на постель и стала медленно поглаживать волосы Габриэль. — Ты весь день пропадала…почему? Пойми, ты ничего не изменишь. Его нет…примирись и забудь. У тебя вся жизнь впереди.

— Молчи, молчи, — из груди Габриэль вырвался судорожный вздох, — молчи, Мария. У меня остался лишь осколок надежды, а ты… и его хочешь разбить.

— О какой надежде ты говоришь, Габриэль? Его уже не вернуть. Опомнись, — увещевала её Мария, не переставая гладить, — это не ребяческие игры. Отец уже оплакивает тебя. С тобой может случиться беда. Как же мы сможем жить, зная, что могли, но не сумели тебя уберечь?

Г абриэль ничего не ответила. Она закрыла глаза и отвернулась. Но Марии и не нужны были слова. Ведь ответ прозвучал в её собственном вопросе.

Глава 23

Барселона.

Ранним утром все подходы к морскому причалу были забиты английскими солдатами. Разбившись на небольшие группы, они гнали к кораблям толпы пленников. Вся масса людей в грязной, а порою и рваной одежде, медленно приближалась к докам. Руки и ноги пленников были закованы в железо. Оттого они и не могли передвигаться быстро. Но это обстоятельство ничуть не останавливало солдат. Щедрые удары палками раздавались во все стороны вперемежку с гневными криками. Однако такие действия приносили мало пользы. Из толпы же пленников нет–нет да и раздавались крики, полные ярости. Они требовали уважительного обращения, но взамен получали новые удары и уже плетьми. Перевалило за полдень, когда первые ряды достигли причала. Здесь на якоре стояли несколько малых военных фрегатов и два больших. С берега на борт кораблей вели длинные дощатые помосты. Именно по ним начали загонять пленных на суда. В воздухе, не прекращаясь, стоял гул от топота множества ног и поскрипывания досок. Солдаты загоняли пленных на помосты, а на корабле их по одному принимала команда и без промедления загоняла в трюм. Погрузка продолжалась несколько часов. Лишь ближе к полудню последний пленник поднялся на корабль. А ещё через два часа оба фрегата снялись с якоря и вышли в открытое море.

В трюме стояла кромешная темнота. И не только. Но и тишина. Лишь изредка она нарушался болезненным стоном. Пленники лежали, как попало. Многие из них успели забыться тяжёлым сном. Последние дни превратились для них в сплошные муки. Некоторые просто молчали. И лишь двое шёпотом разговаривали. Сквозь монотонное покачивание и тягучий скрип прорезался хриплый голос с сильным французским акцентом:

— Друг мой, Энрико…как ты себя чувствуешь? Грудь не беспокоит?

— Немного, — раздалось в ответ, — но уже не так больно как раньше. И всё благодаря тебе, Ансельм. Я никогда не забуду твоей доброты.

Энрико, а это был действительно он…живой, хотя многие успели его похоронить, опёрся ногами о дно трюма, и слегка приподнявшись, удобнее прислонился к деревянной стойке. Они сидели с французом по имени Ансельм плечом к плечу. За прошедшие недели между ними завязалась крепкая дружба. Именно Ансельм подобрал раненого Энрико после сражения. Пуля прошла навылет немного ниже правого плеча. Он остался в живых, но не сумел избежать плена. Но более всего удручало поражение, которое они потерпели. За эти долгие дни, он не раз слышал, как англичане в подробностях описывали сражение. Короля Филиппа в таких разговорах они презрительно называли

«Анжу», видимо, имея в виду титул, который он носил до того, как получил в наследство корону Испании.

Энрико плохо помнил день события, случившиеся после ранения. В памяти мелькали лишь отдельные отрывки: он скачет верхом… потом возникла яркая вспышка и полная темнота. Придя в себя, он ощутил острую боль в груди. Ему и сейчас каждое движение давалось с трудом. Рана всё ещё болела. А порой боли становились совершенно невыносимыми. Но помочь было некому. Очнувшись, он увидел Ансельма. Тот помог ему подняться. Там всё и закончилось. Они даже уйти не успели.

Их захватили в плен и отвезли в какое–то мрачное место. Там их держали до сего дня. А утром погрузили на корабль. Энрико несколько раз пытался передать весточку отцу, но так и не смог этого сделать. С ними вообще никто не разговаривал. Смотрели презрительно, как смотрят на скот. Если прежде Энрико сражался за короля, то теперь только и думал о том, чтобы бежать и отомстить за своё унижение. О том же думал его друг. Они много говорили о побеге и решили дождаться подходящего случая для осуществления своего плана. Главное препятствие заключалось в кандалах. С ними они не могли далеко уйти. Прежде всего, следовало избавиться от них. Но больше всего Энрико беспокоился об отце.

«Если мне не удастся выбраться, — думал Энрико с грустью, — отец совсем расстроится или, Бог знает, что возомнит. Необходимо найти способ и вернуться к королю. Где они сейчас?» — он тяжело вздохнул и обратился с этим вопросом к Ансельму. Тот ответил, что и понятия не имеет. А чуть погодя добавил:

— Если его величество король Франции пришлёт дополнительные войска на помощь своему внуку, королю Испании, тогда можно ждать наступления. В противном случае, они вынуждены отступить вглубь страны и укрепиться. Другого выхода нет.

Энрико не мог не согласиться с такими доводами. Он было замолчал, когда над ухом снова раздался голос Ансельма:

— Мы должны бежать, как только прибудем в Алжир!

— Мы плывём в Алжир? — с тревогой в голосе спросил Энрико.

— Да. Пока в Алжир. Мне один солдат рассказал, когда мы находились в Барселоне. Он же по секрету сообщил, что нас отвезут на рудники. Там не хватает рабочих рук. Так что, Алжир лишь перевалочный пункт. Куда нас повезут дальше неизвестно.

— Рудники? Мы же не рабы, — с яростью прошептал Энрико, — они не посмеют…

— Ошибаешься. Эти люди знают свою выгоду. Они собирают эту выгоду со своих побед. Ни ты, ни я не можем остановить этих людей. И если нас погонят в рудники, придётся подчиниться или умереть… — Лучше умереть..

— Не скажи, друг мой Энрико. Пока ты жив, есть возможность убежать. А потом и воздать должное твоим мучителям.

— Здесь ты прав…

Энрико долго осмысливал услышанное. Всё что угодно, только не рудники. Он уже сейчас почти перестал себя уважать, а что будет потом, — он провёл левой рукой по своему лицу. Борода становится всё длинней. Ему очень захотелось посмотреть на себя. Каким он стал? И что бы сказала Габриэль, увидев его? Габриэль… — одно это имя заставляло его забыть обо всём. Она оставалась самым ярким впечатлением его прошлого. «Интересно, что она сейчас делает? — с грустью думал Энрико. — Верно, воюет с несчастным доном Алессандро и своей сестрой Дианой. Хорошо, что дон Алессандро не пришёл на дуэль. Я бы не простил себе, случись с ним что. Как она их обозвала? Кажется «болван и ослица»… мало кто способен так метко оскорблять других людей, да ещё при собственных родителях. А чего стоили её слова по поводу…языка? И где она всему этому научилась? Ах…да, слышала как матросы ругаются. Эти все как один виртуозы…0 чём я думаю? — оборвал ход своих мыслей Энрико, — только бежать, только бежать…никаких иных мыслей. Надо искать выход…». Опираясь спиной о столб, Энрико начал подниматься. Послышался звон цепей. Ансельм встрепенулся. Сразу же раздался его голос: